|
Сколько раз в день кормить взрослую собаку? Большую.Дворовую.
Сколько один в день кормить взрослую собаку? Большую.Дворовую. Будто приучишь,только такой собачке нужна кострюля супа или каши с раскрошеной булкой хлеба(по-иному они не наедаются) и всё таки иногда мяса ей давай, собаком нужно. |
|
чем вы кормите собаку?
чем вы кормите собаку? геркулес. Ну-ка, естественно, подкармливаем кормом сухим. ******************************************* |
Давным-давно искал этот рассказ. Помнится, в школе, перед самым ее окончанием, проходили его на уроке литературы (в тот год нас со многими знаковыми произведениями познакомили &Ndash; и с «Одним днем Ивана Денисовича» А.И. Солженицына, и с повестью В.Распутина «Пожар», и с «Реквиемом» А. Ахматовой). В тот момент он впечатление произвел весьма сильное – и не на меня одного. Тяжесть восприятия обуславливалась и тем, что тогда автор этих строк имел о советском периоде понятие достаточно смутное. Как бы там ни было, в скором времени, под воздействием внешних событий (выпускные и вступительные экзамены) рассказ и его автор выветрились из памяти. И вот, совершенно недавно, разбирая подшивки старых журналов, в одном из номеров альманаха «Юность» (как будто, за 1989 г.) увидел рецензию, содержание которой заставило вспомнить об услышанном когда-то рассказе и помогло разузнать имя автора. Итак, рассказ назывался Хлеб для собаки, а написал его Владимир Фёдорович Тендряков. Беллетрист в советское время довольно известный и по-своему скандальный, т.к. писал на остросоциальные темы, рассказывая о духовно-нравственных проблемах повседневности, острых проблемах советского общества, о жизни в деревне, и в силу этого его произведения немилосердно щипались цензурой. Истина, у каждого в недрах грязного, вшивого тряпья должен храниться - если не утерян - замусоленный документ, удостоверяющий, что предъявитель сего носит такую-то фамилию, имя, отчество, родился там-то, на основании такого-то решения сослан с лишением гражданских прав и конфискацией имущества. Однако уже никого не заботило, что он, имярек, лишенец, адмовысланный, не доехал до места, никого не интересовало, что он, имярек, лишенец, нигде не живет, не работает, ничего не ест. Он выпал из числа людей. Однако перед смертью кто-нибудь из кротких, кто тишайше грыз кору, вкушал мусор, вдруг бунтовал - вставал во весь рост, обхватывал лучинными, ломкими руками приглаженный, сильный ствол березы, прижимался к нему угловатой щекой, открывал уста, просторно черный, ослепительно зубастый, собирался, наверное, крикнуть испепеляющее анафема, но вылетал хрип, пузырилась пена. Обдирая кожу на костистой щеке, "бунтарь" сползал книзу по стволу и... затихал насовсем. Женщина в опрятном и поношенном пальто с бархатным воротничком и столь же опрятным и поношенным лицом на моих глазах поскользнулась и разбила стеклянную банку с молоком, которое купила у перрона на станции. Молоко вылилось в обледеневший нечистый отпечаток лошадиного копыта. Женщина опустилась перед ним, как перед могилой дочери, придушенно всхлипнула и вдруг вынула О рябчиках я лишь читал стишки: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой заключительный приходит, буржуй!" Объявить голодовку, вообще отказаться от еды я не мог. Во-первых, не разрешила бы мама. Во-вторых, тошнота тошнотой, картинки картинками, а есть-то мне от мала до велика-таки хотелось, и вовсе не буржуйских рябчиков. Меня заставляли проглотить первую ложку, а уж дальше шло само собой, я расправлялся с ободом, вставал из-за стола отяжелевший. кору, что я съел сейчас чересчур много? Но это же куркули грызут кору! Ты жалеешь?..
...